...The sun, reaching toward noon, domineers over the meadow; the shade of the walnut tree grows smaller and more noticeably cool. By noon, all have arrived, including the Dodge station wagon from central Pennsylvania, the young pregnant Wilmington cousin who married an airline-pilot, and the White Plains people, who climb from their car looking like clowns, wearing red-striped shorts and rhinestone-studded sunglasses. Handshakes are exchanged that feel to one man like a knobbed woodcarving and to the other like a cow’s slippery, unresisting teat. Women kiss, kiss stickily, with little overlapping patches of adhesive cheek and clicking conflicts of spectacle rims, under the white unslanting sun. The very insects shrink toward the shade. The eating begins. Clams steam, corn steams, salad wilts, butter runs, hot dogs turn, torn chicken shines in the savage light. Iced tea, brewed in forty-quart milk cans, chuckles when sloshed. Paper plates buckle on broad laps. Plastic butter knives, asked to cut cold ham, refuse. Children underfoot in the pleased frenzy eat only potato chips. Somehow, as the first wave of appetite subsides, the long tables turn musical, and a murmur rises to the blank sky, a cackle rendered harmonious by a remote singleness of ancestor; a kind of fabric is woven and hung, a tapestry of the family fortunes, the threads of which include milkmen, ministers, mailmen, bankruptcy, death by war, death by automobile, insanity. Never far from a farm or the memory of a farm, the family has hovered in honorable obscurity, between poverty and wealth, between jail and high office. Real-state deal¬ers, school-teachers, veterinarians are its noblemen; butchers, electricians, door-to-door salesmen its yeomen. Protestant, teetotalling, and undaring, ironically virtuous and mildly proud, it has added to America’s statistics without altering their meaning. Whence, then, this strange joy? Джон Апдайк «Семейный луг» Приближаясь к полудню, солнце восходит над лугом; тень орехового дерева уменьшается, и в ней становится прохладнее. К полудню все уже здесь, в том числе фургончик Додж из центральной Пенсильвании, юная двоюродная сестра из Уилмингтона, вышедшая замуж за летчика гражданской авиации и уже носящая дитя в утробе; несколько человек из Уайт-Плейнс, вылезающие из машин и похожие на клоунов в этих красных полосатых шортах и украшенных горным хрусталем очках. Мужчины пожимают друг другу руки, у одних они наощупь как украшенный резьбой деревянный набалдашник, а у других – как скользкое, податливое коровье вымя. Женщины обмениваются липкими поцелуями, вспотевшие участки щек слипаются, оправы очков сталкиваются с громким щелчком, а солнце высоко и палит нещадно. Даже насекомые попрятались в тень. Начинается пир. От моллюсков и кукурузы идет пар, листья салата жухнут, масло тает, хотдоги портятся, кусочки курицы блестят от безжалостного солнечного света. Чай со льдом, заваренный в сорокалитровых бидонах для молока, посмеивается, когда его разливают. Бумажные тарелочки сгибаются на широких коленях. Пластиковые ножички для масла, вопреки просьбам, отказываются резать холодный окорок. Радостные дети вертятся под ногами и неистово поглощают только картофель фри. Так или иначе, первая волна аппетита стихает, длинные столы запевают песню, приглушенный шум возносится в чистое небо, болтовня становится гармоничной из-за родственных связей с общими предками; слова соединяются в своеобразную ткань – и вот уже висит гобелен, сотканный из судеб семей, среди нитей которого молочники, министры, почтальоны, банкротство, смерть на фронте, смерть в автокатастрофе, безумие – странным образом одна из главных нитей, нить безумия. Ровно как и ферма, или воспоминание о ферме, все еще туманным величественным образом встающее перед глазами; между бедностью и достатком, между тюрьмой и высокой должностью. Торговцы недвижимостью, школьные учителя, ветеринары здесь аристократия; мясники, электрики, коммивояжеры – крестьяне. Протестанты, трезвенники, не отличающиеся храбростью, добродетельные в силу обстоятельств и умеренно самодовольные, они вошли в американскую статистику, ничего в ней не изменив. Откуда же тогда это странное веселье?
Posted on: Mon, 18 Nov 2013 21:40:32 +0000
Trending Topics
Recently Viewed Topics
© 2015